«Я не буду тебя неволить. Брак будет заключен только с твоего согласия… но лично я не хотел бы взвешивать на весах личное счастье и судьбу целого народа.»
Отец говорил красиво, его слова звучали веско и выспренно, еще бы… Он не врал и все сказал правильно, лишив тем самым дочь всякого выбора. Никто ее не поймет, она себя сама не поймет и проклянет навеки если из-за нее пострадает Клан. Так ее воспитали, так принято у вампиров — на первом месте стоят интересы народа и клана, затем все остальное. Отец говорил о ее доброй воле — на самом деле Совет уже принял решение, Фриду о нем ненавязчиво уведомили его устами. Она подошла к балкону и закрыла дверь, занавески повисли безжизненными отрезами материи. Вот и она как эта безжизненная ткань…
Тяжело жить не помня, что с тобой было последние три месяца. Усилия магов жизни ни к чему не привели, последний, самый старый маг высказался в том духе, что причиной амнезии явились какая-то душевная травма и внешнее магическое воздействие. Со временем память должна вернуться, время оно все лечит. Фрида оттянула широкий ворот ночной рубахи и посмотрела на грудь. Тончайшие, едва заметные шрамы были живым напоминанием о битве в которой она участвовала и которой не помнила. На сердце висел груз понесенной утраты, что-то теплое и родное осталось там, за гранью забытья. Мозаика воспоминаний собиралась с трудом, Фрида цеплялась за чужие рассказы и примеряла их к своим ощущениям, вылавливала крупицы памяти на задворках сознания. Что же произошло с ней тогда? Отец сказал, что ее, плавающую в коконе живительного геля, привезли Рау две седмицы назад. В Ортенской магической школе произошла какая-то заварушка, в которую она оказалась втянута, результатом чего явилось тяжелое ранение. Большего от него она добиться не смогла. Он предпочитал молчать, по его скупым словам и тщательно скрываемым чувствам было понятно, что знает он больше, если не все, только все равно не скажет. Мать смотрела на дочь с затаенной болью и жалостью, попытки что-либо выведать у нее тоже ни к чему не привели. На все вопросы звучал один ответ — тебе надо окончательно оправиться, волноваться для проведшей седмицу без сознания девушки вредно, все вопросы потом. Сплошной заговор молчания. Острой иглой в душе засела обида на родителей, втайне обрадовавшихся амнезии дочери и не сумевших скрыть своих потаенных чувств.
Тря дня назад в анклав прибыла делегация Снежных эльфов, колонна «ледышек» проехала мимо ее дома и Фрида разглядела личный штандарт князя Неритэля, теперь полощущийся на ветру над домом Совета. Громом среди ясного неба явилось предложение Рау скрепить созданный союз узами брака детей двух народов…
Фрида смахнула с щеки лепесток, подойдя к кровати накинула на плечи шелковый халат и вышла из комнаты. Свою судьбу она оплакала, если защиту вампиров от поголовного уничтожения можно купить, выдав ее замуж за эльфа, то она готова к этому размену. Прошлое осталось позади, любила ли она кого и сколько в нем было хорошего или плохого она не помнит, долг перед народом заставляет думать о будущем. Она дает свое согласие, быть может предав кого-то. Но прежде чем молодожены пройдут под Крыльями любви в храме Близнецов, она должна услышать правдивый ответ, почему Князь Рау выбрал именное ее?
Отец нашелся на заднем дворе, он и младший братишка отрабатывали защиту от воина вооруженного секирой. Фрида остановилась в сторонке и смотрела, как Фрай пытается уклониться от отца, размахивающего оружием гномов и норманнов. Отец, широкими взмахами секиры, провоцировал сына на атаку. Во время широкого замаха воин открывается для атаки со стороны противника, это только кажется, что замах страшен, на самом деле человек открыт — входи не хочу. У секиры и топора гораздо страшней и опасней короткие полупетли и игра обушком, нижние секущие и косые удары без замаха. Норманны называют секиру крушителем щитов, гномы зовут топор королем боя. В какой-то момент Фрай решился, стелющийся шаг, короткий взмах мечом. Уклонившись от рубящего удара сына отец дернул рукой, выемка секиры зацепила щит, в следующую секунду Фрай оказался на земле. Брат, собрав глаза в кучу, сидел на заднице и сплевывал кровавую юшку из разбитых губ. Получить металлической окантовкой щита по зубам не очень приятно. В четырнадцать лет пора прекратить ловиться на такие ловушки, сама Фрида последний раз получила щитом по носу в тринадцать.
— Что скажешь? — повернулся к ней отец.
— Я согласна.
— Замечательно, я поеду в совет, а ты поработай с братом на ножах, потом погоняй его с парными мечами.
— Пап, есть одно дело.
— Кажется я догадываюсь какое. — на Фриду волной накатили сожаление и непонятная тоска. — Я скажу тебе как вернусь, обещаю.
Вернулся он не один. Дробный цокот лошадиных копыт подсказал вампирше, что к ним пожаловали гости. Фрида махнула брату рукой, прекратила поединок и убежала в дом — встречать гостей в доспехе и с полным вооружением считалось дурным тоном.
Девушка спустилась в подвал, скинула с себя бронь с поддоспешником и залезла в бочку с подогретой водой. Какое блаженство…, смыть с себя пот и грязь. Фрида выкупалась, щелчком пальцев активировав заклинание горячего ветра, высушила волосы и облачилась в чистую одежду.
Дом встретил ее тишиной — странно, она прекрасно слышала стук копыт нескольких лошадей. Фрида прошлась по первому этажу, не заметив никого кроме кухарки и старого конюшего, пожала плечами и поднялась в свою комнату. Нет и не надо.
— Здравствуй, да будет с тобой благодать Близнецов. — приветствовала Фриду расположившаяся в кресле у окна эльфийка. — А у тебя миленько.